— Сто килограммов, — объявил Гарри через минуту. — Не думаю, что стальная нить такой же толщины столько выдержит. Эта должна удержать куда больше, но у меня закончились гири.
И снова тишина.
Гарри выпрямился и подошёл к столу, сел на стул и церемонно поставил галочку рядом с бакитрубкой:
— Вот. Этот получился.
— Но разве от неё есть польза, Гарри? — Гермиона сидела, подперев голову руками. — В том смысле, что даже если мы передадим эту нить учёным, они не научатся производить бакитрубки в промышленных масштабах.
— Может, чему-то они всё-таки научатся, — возразил Гарри. — Гермиона, ну ты посмотри на неё. Тоненькая нить, на которой висит такой вес — мы только что сделали штуку, которую не могут воспроизвести ни в одной магловской лаборатории...
— Но может наколдовать любая ведьма, — вздохнула Гермиона. В её голосе теперь отчётливо слышалась усталость. — Гарри, мне кажется, ничего у нас не получится.
— Ты про наш роман? — уточнил Гарри. — Отлично! Давай разорвём отношения.
Она слабо улыбнулась.
— Я про наши исследования.
— О, Гермиона, как ты можешь?!
— Ты очень мил, когда вредничаешь, — сказала она. — Но, Гарри, это всё полная чушь. Мне двенадцать, тебе одиннадцать, глупо думать, что мы откроем то, что никому ещё не известно.
— И ты предлагаешь бросить разгадывать тайны магии, позанимавшись этим меньше месяца? — подзадорил её Гарри, хотя и сам уже начинал чувствовать ту же усталость. Ни одна из хороших идей не сработала. Он сделал лишь одно значимое открытие — про менделевскую схему наследования магии, — но не мог рассказать о нём Гермионе, не нарушив данное Драко слово.
— Нет, — сказала Гермиона с очень серьёзным и взрослым выражением на юном лице. — Я предлагаю пока что заняться учёбой. Изучить то, что волшебникам уже известно. И приняться за исследования только после окончания Хогвартса.
— Э-э... — протянул Гарри. — Гермиона, мне не хочется тебя огорчать, но представь себе, что мы отложили исследования на потом, а когда наконец покинули Хогвартс — первым делом решили попытаться наколдовать лекарство от болезни Альцгеймера, и это сработало. Мы бы почувствовали себя... мне кажется, «глупыми» не описывает в достаточной мере то, как бы мы себя почувствовали. Вдруг мы придумаем ещё что-нибудь в этом роде, только на этот раз всё получится?
— Так нечестно, Гарри! — голос Гермионы задрожал, она чуть не плакала. — Нельзя взваливать на людей такой груз! Это не наша работа, мы дети!
Интересно, мимолётно подумал Гарри, что случилось бы, расскажи кто-нибудь Гермионе, что ей придётся сразиться с бессмертным Тёмным Лордом? Может, она стала бы кем-то вроде тех плаксивых героев, жалеющих самих себя на каждом шагу, читать о которых Гарри терпеть не мог?
— В любом случае, — дрожащим голосом продолжила Гермиона, — я не хочу продолжать исследования. Я не верю, что дети способны на то, что недоступно взрослым, так бывает только в сказках.
Воцарилась тишина.
Гермиона бросила на Гарри испуганный взгляд, и тот понял, что у него на лице проступило холодное выражение.
Было бы не так больно, если бы эта мысль уже не приходила в голову и ему. Пусть лучшим возрастом для революций в науке являются двадцать лет, а не тридцать. Пусть были люди, которые в семнадцать защитили докторские, и даже те, которые в четырнадцать взошли на трон или приняли командование армиями. Несмотря на всё это, в одиннадцать никто в учебники истории не попадал.
— Великолепно, — сказал Гарри. — Найти способ сделать то, что недоступно взрослым. Это вызов?
— Я ничего подобного не имела в виду, — испуганным шёпотом выдавила Гермиона.
С некоторым усилием Гарри перестал сверлить её взглядом.
— Я не сержусь на тебя, — сказал он. Несмотря на все усилия, в голосе сквозил холод. — Я сержусь на... Не знаю, на всё. Но я не готов проиграть, Гермиона. Проигрыш — не всегда правильный выбор. Я разберусь, как сделать что-нибудь, на что не способен взрослый волшебник, и тогда мы вернёмся к этому разговору. Как тебе такое?
Молчание.
— Ладно, — неуверенно проговорила Гермиона. Оттолкнувшись от подлокотников, она встала со стула и направилась к выходу из заброшенного класса, где они работали. Её рука коснулась дверной ручки. — Мы ведь всё ещё друзья, так? И если ты ничего не придумаешь...
Она запнулась.
— Будем учиться вместе, — ещё холоднее закончил за неё Гарри.
— Эм-м, ну тогда хорошо. До встречи, — попрощалась Гермиона и быстро вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Иногда Гарри ненавидел свою Тёмную сторону, даже когда находился внутри неё.
И та его часть, которая полностью соглашалась с Гермионой, что нет, дети не могут делать то, что недоступно взрослым, говорила за Гермиону всё то, что она побоялась сказать вслух: «Ну и задачку же ты себе отхватил, надорвёшься», «Да уж, в этот раз ты точно сядешь в лужу», «Ну, неудача тоже какой-никакой, но результат».
А та его часть, которая не любила проигрывать, ответила очень холодным тоном: «Отлично, а теперь заткнись и смотри».
* * *
Время обеда почти наступило, но Гарри было всё равно. Он даже не потрудился достать батончик из кошеля. Его желудок в состоянии пережить лёгкий голод.
Волшебный мир крохотен, волшебники не думают как учёные, они не знают о науке, не привыкли оспаривать всё, что видят с детства. Они забывают установить защитные оболочки на машины времени и играют в квиддич. Вся магическая Британия меньше небольшого магловского города, величайшая школа магов учит только до семнадцати лет. Глупо не спорить со всем этим в одиннадцать лет, глупо допускать, что волшебники знают, что они делают, и что они уже собрали все низковисящие плоды, доступные взгляду учёного-эрудита.